Архив – это всегда тайны и открытия. Законсервированное прошлое в руках архивистов и историков начинает жить, говорить, спорить и даже изменять настоящее. Докторантка программы историческая социология факультета Гуманитарных наук Карлова университета Ирина Шульц, в рамках стажировки в Государственном областном архиве Праги (SOA v Praze), совместно с чешским архивистом Томашем Ирсикем разбирала и проводила инвентаризацию недоступного для общественности фонда под названием «Украинский эмигрант», который находился в хранилище более 20 лет. В результате работы удалось установить, что фонд содержит в себе четыре разных личных фонда, связанных между собой только временем происхождения – межвоенная Чехословакия – и темой эмиграции из бывшей Российской империи.
Происхождение фонда «Украинский эмигрант» без лишнего романтизма можно назвать таинственным. Кем и когда он был передан в распоряжение Государственного областного архива Праги, пожалуй, так и останется загадкой. Надо отметить, что вышеупомянутый архив не является целевым хранилищем эмигрантских фондов. В основном такие материалы хранятся в Национальном архиве, в архиве Министерства иностранных дел Чешской Республики, архивах Славянской библиотеки и Памятника национальной письменности и других. Вначале фонд назывался «Русский эмигрант», но после обращения к нему специалистов, был переименован в «Украинский эмигрант». Отметим, что без тщательного анализа фонда, все названия считались рабочими. В результате проводимой работы было выяснено, что фонд содержит в себе четыре личных фонда, четыре разные судьбы, которые свёл в одно сам феномен эмиграции. Так, в 2021 году, через 100 лет после начала «Русской акции помощи», в архивном кабинете «встретились» чешский реэмигрант-сотрудник российского МИДа, русский историк-участник Гражданской войны, украинский национальный деятель и чешский православный просветитель. И хотя работа над инвентаризацией всё ещё продолжается, приоткроем читателям эти истории.
Самый большой по объему личный архив принадлежит Александру Шруту (1882, Санкт‑Петербург – 1970, Чехословакия). Семья Шрутов – яркие представители так называемых «чешских русских», переехавших в Россию в конце XIX столетия. Отец Александра, Вилем Шрут (в России он стал Василием Антоновичем), выпускник философского факультета Карлова университета в середине 70‑х лет XIX века, по протекции чеха Адольфа Патеры, чешского филолога и иностранного члена-корреспондента Санкт‑Петербургской академии наук, получил место воспитателя князя Эспера Ухтомского (в будущем князь-дипломат, поэт и переводчик, станет одним из приближённых Николая II). Вилем Шрут выучил русский язык и остался в России, отлучившись на родину только, чтобы жениться на чешке. В Санкт-Петербурге у семьи родилось четверо детей: Александр, Нина, Людмила и Вячеслав (Вацлав). В России Вилем Шрут в течение 30 лет служил в Государственном контроле Российской империи, где возглавлял департамент контроля морского иностранного флота. Составил чешско-русский словарь, однако не смог его напечатать, потому что в Праге в то же время подобный словарь вышел, а для второго словаря места не было. Вилем также основал в Санкт-Петербурге одно из первых объединений чехов. Умер он в 1909 году и покоится в северной столице. Его старший сын Александр стал российским дипломатом и работал и с 1907 по 1911 годы работал в дипмиссии Российской империи в Китае. В 1922 году Александр с русской супругой вернулись на родину предков. Здесь уже находились его мать, сестры и брат, приехавшие в 1914 году к родственникам на каникулы. Началась война и уехать обратно они уже не смогли.
Несмотря на то, что Александр прекрасно владел чешским языком, достойного места ему, как когда-то словарю его отца, в новом государстве не нашлось. Его личный фонд хранит письма-обращения о трудоустройстве в чехословацком МИДе и отказы. Знания и умения Александра Шрута пригодились в Комитете по обеспечению образования русских и украинских студентов, где он занял должность секретаря.
Личный архив Александра Шрута и его семьи может открыть новые горизонты для изучения чешской реэмиграции и проблемами, с нею связанными. Например, до сих пор не до конца изученным остаётся вопрос возмещения убытков, понесенных чехами и словаками в результате произошедшей в России революции и Гражданской войны. Реэмигрантами был создан специальный орган, добивавшийся выплат от своего правительства. Так, Александр Шрут оценил свой ущерб в размере 248.744 руб.50 коп., куда входили кроме утвари и недвижимости, ценные бумаги и участки земли (Шрут владел землей в Сухуми).
Кроме того, фонд Александра Шрута, как книготорговца, содержит образцы русских журналов и списки книг, которые в то время были популярны у эмигрантов, документы, связанные с русской эмиграцией и её деятельностью, личную и рабочую переписку. Например, здесь мы найдем уникальную брошюру «Въ Прагу!», изданную в 1921 году в Константинополе русскими студентами, собиравшимися на переезд в столицу нового государства.
Историк в эмиграции
Второй по объему фонд – это личный фонд историка-эмигранта Всеволода Васильевича Саханева (1885, Евпатория – 1940, Прага). Он покинул Россию в составе Добровольческой армии, будучи не только офицером, но и молодым учёным. Историку и археологу пророчили блестящее будущее, однако эмиграции внесла свои коррективы в его судьбу. Эвакуировавшись из Севастополя, Саханев вместе с другими военными, оказался на острове Галлиполи. Откуда примерно через год их перевели в Болгарию. В болгарском Велико-Тырново Саханев работал на табачной фабрике, но прилагал все усилия, чтобы вернуться к научной жизни. Знакомые помогли ему переехать в Чехословакию и получить стипендиальную поддержку от правительства. Судя по его личной и деловой переписке, судьба его как учёного в Чехословакии складывалась непросто. Для продвижения в академической сфере необходимы были полевые исследования. Разрешение на исследования культуры Подкарпатской Руси он получает только в середине 30-х годов. Фонд Саханева содержит очень обширную корреспонденцию с известными эмигрантскими деятелями и их семьями: Чириковыми, Шмурло, Евреиновыми. Эти и другие письма являются незаменимым материалом для изучения повседневности эмигрантов. Люди, оказавшиеся на чужбине, очень откровенно рассказывают друг другу о своих проблемах и радостях, грустят и шутят. Известный писатель Евгений Чириков рассказывает в письме Саханеву курьезный случай, произошедший с его семьей во время их каникул в Подкарпатской Руси: в первую же ночь их пребывания к ним в окно влез вор, в летнем домике случился переполох, однако впоследствии оказалось, что это был любовник хозяйки, с которым она привыкла сходиться по ночам в этом флигеле, но забыла его предупредить о гостях. Еще один респондент жалуется Саханеву на жизнь, неустройство и отсутствие хорошей работы и в качестве «доказательства» своего сплина пишет, что уже месяц на полке у него стоит бутылка водки, но он к ней даже не прикасается. Интересна и зарубежная переписка, в частности письмо от эмигранта из Лондона, до переезда имевшего английское подданство: «Надо отдать справедливость, что англичане меня весьма разочаровали. Но об этом как-нибудь после. Одно скажу, что если в России я был русским, то здесь я чувствую себя безоговорочно русским. Поэтому я здесь отказался от всех возможностей пользоваться льготами и удобствами британца.
Единственное, в чем я упрекаю себя, это британский паспорт. Вероятно, и этого я не сделал бы, если бы не мать. Я отнюдь не отрицаю, что нам русским в Англии есть чему и должно поучиться… но не всему».
Всеволод Саханев был членом нескольких крупных и известных эмигрантских научно-исследовательских организаций: Русского исторического общества, Русского народного университета, Русского заграничного исторического архива (РЗИА) и Русского музея эмиграции. Его фонд содержит переписку с Валентином Булкаковым (создателем Русского музея эмиграции и последним секретарем Льва Толстого), баронессой Врангель (РЗИА пытался получить в собственность фонд самого барона Врангеля и его матери, но безуспешно) и другими. Через корреспонденцию проступают реальные проблемы людей и организаций: Саханев судится с профессором из США Кроссом из-за неполной уплаты его работы по изготовлению диапозитивов; Булгаков объясняет Саханеву, почему Русский музей эмиграции должен рассказывать о русской культуре, а не политике; Саханев критикует правила РЗИА по оплате рецензий и многое другое.
Кроме прочего, в личном архиве Саханева мы обнаруживаем литературные эксперименты других личностей. Например, рукописный сборник стихов Федора Малакова, погибшего от рук большевиков в молодом возрасте или такой же самодельный сборник стихов эмигрантки из Одессы Марии Заборовской.
Всеволод Васильевич Саханев умер от сердечного приступа, когда ему было всего 55 лет. Похоронен в Праге на православном участке Ольшанского кладбища.
Автор: Ирина Шульц
Фото: Statní oblastní archiv v Praze. Fond Ukrajinský emigrant (NAD 1400)
…