История воспоминаний чехов о второй мировой войне и особенно о ее последних днях, когда большую часть территории страны освободили советские войска, тянется еще со времен знаменитого романа Йозефа Шкворецкого "Малодушные" (1958). Вот и нынче, ввиду недавнего празднования 64-летия победы над нацизмом, чешские СМИ публикуют разные отрывки из воспоминаний доморощенных мемуаристов.

Конец войны, пишут они, сопровождался не только боями, но и "столкновением цивилизаций" — чешского гражданского населения и советских солдат. Вот что об этом рассказывает Ярмила Сметанова из поселка Владычин (район Писэк), которой в 1945 году было 20 лет. Публикуем ее повествование без изъятий и купюр, оставляя объективность сведений и выводов на ее совести:

— Некоторые русские солдаты родом были из очень отсталых краев и областей, не имели представления, например, что такое швейная машинка или самолет, не говоря уж о других достижениях науки и техники. А главное – пили все, что им могло показаться алкоголем. Однажды я пришла к тете, чтобы попользоваться ее швейной машинкой. На крыльце дома спали пьяные солдаты. Тетя сказала, чтобы я на них не обращала внимания. Я села к машинке и начала работать; стук аппарата солдат разбудил. Они пришли в горницу, где я работала. Видимо, это как раз были люди из очень отсталых республик; впервые в жизни увидели они швейную машину. С изумлением смотрели на то, как катушка летает туда-сюда; потом один солдат быстро сунул руку в машину, нитка-то и оборвалась. Воины схватились за концы нити, видимо, ожидая, что я буду с ними играть. Но я очень испугалась, взяла шитье и пошла домой. Солдаты обиделись, взяли автоматы и двинулись за мной. Потом неожиданно начали стрелять, целясь в землю рядом со мной. Моя родня выбежала из дома, папа испугался, был бледный, как стена; он по-русски закричал, мол, чего стреляете. Они сказали, что я – гордячка, с ними не разговариваю, иначе бы они мне нитки отдали… Папа сказал, чтобы я к ним подошла. Но я отказалась, сославшись на то, что я их боюсь. Солдаты повернули автоматы в сторону отца и сказали, чтобы он мне велел слушаться. К счастью, мой брат по телефону вызвал советскую военную полицию. Солдаты сразу стали как шелковые, потому что эта полиция считалась русским гестапо. Они пошли прочь, по направлению к Мезилужи; вне себя от ярости, они палили во все стороны, срывая таким образом злость. Дошли до Доброй Воды, там стояла пара изб; пьяные солдаты отобрали у жителей ульи и бросили их в пруд. Таким образом они подсластили себе нашу пилюлю: пчел утопили, а потом выбрали из ульев весь мед. Потом они забросали пруд гранатами и долго собирали всплывшую рыбу…

Одного русского солдата мы пригласили на обед. Приготовили курицу в сметане; солдату страшно понравилось, и он громко чавкал. Мы удивлялись, но папа нам объяснил, что это он так хочет поблагодарить за вкусный обед. Солдата звали Миша Файрушин, он был татарин. Миша рассказал, что Сталин их выселил в Сибирь, что его семья очень большая, но все братья погибли на войне, а он – самый младший – пошел на фронт последним. На фронте Миша впервые в жизни увидел самолеты и очень их испугался. Он приходил к нам всякий раз, когда мог убежать из расположения части, утром и вечером. Чаще всего – утром, когда мы еще лежали в постели. Однажды случилось так, что я осталась в доме наедине с Мишей. Я готовила еду, а Миша все время был рядом: я – в погреб за сметаной, он – за мной. Я, естественно, перепугалась. Но потом придумала, что сделать, чтобы Мишу отвлечь. Он мне говорил, что работал счетоводом, и я ему дала несколько примеров, чтобы он показал своё искусство. Надо сказать, что Миша действительно был хорошим знатоком арифметики, все высчитал верно и быстро.

Потом наступила осень; армия возвращалась в Советский Союз. Миша пришел попрощаться. Он подарил мне фотографии и духи. Я фото брать не хотела, потому что боялась, да к тому же в народе говорят, что от солдата ничего брать нельзя. Миша с горя пожаловался папе, а тот у него спросил, где взял подарок. Миша сказал, что купил в полевой лавке два флакона духов, но один не выдержал и выпил. Папа мне потом передал и фото, и духи. На карточке по-русски было что-то написано. Лишь через несколько лет, научившись этому языку, я прочитала эти слова: "Кого любил, тому дарил. Миша Файрушин."