Четверть века тому назад в тогдашней Чехословацкой Социалистической Республике произошла серия событий, которые получили романтическое название «бархатной (по-словацки – даже нежной) революции» и привели к падению предыдущего режима, олицетворённого почти 42 годами правления компартии ЧССР. К власти пришли оппоненты коммунистов, вчерашние оппозиционеры и диссиденты, казалось бы, совершенно нежданно-негаданно вынесенные на вершину управления страной, причём произошло это только лишь под влиянием объективных исторических обстоятельств, которые, мол, десятилетиями незримо зрели, возникали исподтишка – да вот тебе и созрели. Терпению народа якобы в одночасье пришёл конец – и в течение двух с половиной месяцев, с 17 ноября по 29 декабря 1989 года произошли события, в результате которых малоизвестный драматург, неискушённый политик и потомок дореволюционного магната-миллионера Вацлав Гавел взял и сменил на Пражском Граде президента-коммуниста, юриста Густава Гусака, который за 20 лет правления страной, казалось бы, съел на этом деле не одну собаку, а до этого прошёл такие огонь, воду и медные трубы, которые ни одному «бархатному» диссиденту и не снились. Партия же, в которой было едва ли не 2 миллиона членов, фактически самоустранилась от власти и дружно побежала сдавать партбилеты. Как это могло произойти? Что именно случилось 25 лет назад в Чехословакии? Почему уже вскоре лоск заграничного «панбархата» бескровной революции потускнел, и немалое число обитателей Богемии стало с оттенком явного пренебрежения, а то и откровенной неприязни именовать переворот «плюшевым»? На эти непростые вопросы автор, с вашего позволения, попытается найти ответы.

Снежный ком 80-х

Прекрасно помню то время – глазами себя тогдашнего, сначала юноши-студента, а потом – и молодого человека. Вторая половина 80-х годов была для стран социалистического лагеря эпохой больших надежд и смутного предчувствия скорых перемен. Как большинство полагало – к лучшему. Всё началось с прихода в марте 1985 года к власти в СССР нового генсека ЦК КПСС Михаила Горбачёва. Он выгодно отличался от того, что могла предложить народу коммунистическая номенклатура, по крайней мере, с середины 70-х годов, когда начал неудержимо дряхлеть Леонид Брежнев. Казалось, вместе с ним дряхлеет и вся советская, социалистическая система. Всё больше пробуксовывала экономика, всё менее привлекательными и понятными были идеологические тезисы режима. Налицо был серьёзный кризис модели общества, которое СССР строил как на своей территории, так и (после второй мировой войны) в странах Восточной Европы. Горбачёв (который, казалось, больше всего потряс не избалованное продвинутостью лидеров советское общество молодостью, хорошо подвешенным языком и способностью говорить «без бумажки» часами) должен был стать спасителем «коммунистической» системы. Но, как показало дальнейшее развитие событий, он превратился скорее уж в её гробовщика. КПСС фактически отказалась от цензуры СМИ, представители оппозиции стали выступать в журналах, газетах, на советском ТВ… Причём политическая либерализация происходила на фоне нарастающего экономического кризиса и растущей зависимости советского руководства от западных кредитов.

Объявленная Горбачёвым политика перестройки и гласности, доктрин «нового мышления», «общечеловеческих ценностей» и «мирного сосуществования двух систем» привела уже через 4 года практически к полному развалу «восточного блока». В чём тут была первопричина, действительно ли корнем крушения системы стала её объективная экономическая несостоятельность, или же сыграли роль и субъективные доводы (критики горбачёвщины прямо называют его предателем идеалов марксизма-ленинизма, а то и агентом влияния империалистического Запада) – сказать сложно. Но фактом остаётся лишь одно: как только СССР в лице горбачёвского ЦК КПСС отказался и далее финансировать восточноевропейских сателлитов или же помогать им силой оружия на случай возникновения революционных ситуаций, падение тамошних режимов стало лишь вопросом времени. Недаром ведь реформы Горбачёва были столь скептически встречены такими коммунистическими лидерами, как Эрих Хонеккер (ГДР), Тодор Живков (Народная Республика Болгария) или Густав Гусак (Чехословацкая Социалистическая Республика). Слово Горбачёва (который за ним никогда в карман не лез) действительно не имело ничего общего с воробьём, оно вылетело, его было уже не поймать; более того, ударившись эхом о ноздреватый снег, казалось, незыблемых коммунистических вершин, оно вызвало неизбежный сход лавины антикоммунистических революций 1989 года.

«В Праге всё спокойно»

Эту серию переворотов на Западе иногда называют «Осенью народов»; они вылились в волну смены власти в Центральной и Восточной Европе. Буквально за несколько месяцев было смещено большинство просоветских коммунистических режимов. Падение их началось с Польской Народной Республики, за этим последовали мирные массовые протесты, приведшие к смене власти в ГДР, Чехословацкой Социалистической Республике и Народной Республике Болгария, а также реформы, осуществлявшиеся по инициативе коммунистических властей в Венгерской Народной Республике. Социалистическая Республика Румыния стала единственной страной, где смена власти прошла насильственным путём, а бывший глава государства был расстрелян.

При этом нужно учитывать тот факт, что, пока вокруг, словно спелые яблоки в осеннем саду, падали соседние режимы, положение в Чехословакии казалось на диво безмятежным. Экономическая ситуация тут (по сравнению с теми же Польшей или Венгрией) была относительно хорошей, что обеспечивало определённую степень благосостояния и, стало быть, стабильности режима. Хотя уровень жизни, конечно, отставал от стран Западной Европы, но экономические проблемы не обременяли население так уж серьёзно и не принуждали чехословацкий рабочий класс к массовым выступлениям против режима и соединению усилий с интеллигенцией. Таким образом, оппозиция по-прежнему «кучковалась» вокруг небольшой группы людей, связанных с движением Хартия 77 во главе с «широко известным в узких круга» диссидентом Вацлавом Гавелом. В 80-х годах в Чехословакии происходили постепенное раскрепощение общества и «разжим» былых жёстких рамок режима, которое позволило оппозиции выступать и критиковать власти более активно. Тем не менее, несмотря на послабления, ситуация в Чехословакии была внешне стабилизирована и, казалось, находилась в крепких руках вождей – президента Густава Гусака и генсека ЦК КПЧ Милоша Якеша. Большинство тогдашних знатоков Восточной Европы не предполагало, что чехословацкий режим мог бы пасть в ноябре 1989-го. Но в действительности между правящими силами (у которых уже отсутствовала поддержка из Москвы) проходила борьба за власть, в то время, как среди граждан нарастало недовольство: как ни крути, народ всё больше был неудовлетворён состоянием экономической и политической ситуации в стране.

«Не хлебом единым», или Боны для «Тузекса»

Впрочем, это недовольство было явно опосредованным. Конечно, немалому числу местных жителей, имевших возможность познакомиться с уровнем бытия в некоторых западных странах, хотелось того же и в родных пенатах. При этом, разумеется, лишь малая толика их понимала, как именно устроена жизнь на Западе, что и откуда берётся и проистекает. Социализм же «чехословацкого разлива», при всех его недостатках, давал определённый шанс предприимчивым людям, которые имели контакты и были способны ориентироваться на тогдашнем рынке. Возможности зарабатывать, причём неплохо, были даже в таких областях экономики, как сельское хозяйство. С другой стороны, режим в 80-х годах был уже очень слабым, сдал позиции и толерантно относился ко многому из того, что противоречило его лозунгам; собственно, это и продляло ему жизнь. «Серая» экономика cоставляла более 30 % ВВП.

Как бы то ни было, многие предприятия и кооперативы неплохо держались на плаву, как, впрочем, и вся экономика ЧССР, которая ухитрилась не погрязнуть в долгах, погубивших Польшу и Югославию. Да, разумеется, в стране были очереди за многими дефицитными товарами, найти что-то хорошее можно было лишь из-под прилавка. Приходилось стоять в очередях за многими продуктами: мясом, овощами, фруктами… Даже если люди имели деньги, у них не было возможности их на что-то путное потратить. “Не желаете ли боны? Продаю боны!“ – эти призывы то и дело раздавались тогда в Праге. Перед каждым магазином Tuzex (аналог советской «Берёзки») стояли валютчики да фарцовщики, бойко торговавшие иностранными дензнаками, бонами-чеками и роскошными фирменными товарами. Режим мирился с этим злом и закрывал на них глаза. Скажем, джинсы «Леви Страусс» стоили 500 крон. Но, как бы то ни было, ситуацию на здешнем потребительском рынке невозможно было даже сравнить с тем, что происходило в СССР.

При тогдашней средней зарплате «грязными», которая колебалась в конце 80-х годов в районе 3000 чехословацких крон, жить можно было очень даже «кучеряво». Это достигалось прежде всего за счёт низких цен аренды жилья, энергоносителей и других коммунальных услуг. Например, за 2-комнатную квартиру со всеми прилагающимися аксессуарами и центральным отоплением люди платили в 1989 году 358 крон в месяц, а без отопления – и вовсе 121 крону. 20-ю годами позже в Праге это удовольствие стоило уже около 10 тысяч крон (при средней зарплате в 20-25 тысяч); сейчас арендная плата во многих случаях превышает 60 процентов ежемесячного дохода. Вот вам ещё несколько цифр из тогдашней ценовой политики. Цветной телевизор, скажем, в конце 80-х стоил 10000 крон, кассетный магнитофон – 2500 крон, а машина марки Škoda 105 – 56000 крон. Сообщаю эти данные по той причине, что чехи (да и словаки в значительной степени тоже) всегда были приверженцами приземлённой теории о том, что определённый уровень благосостояния в настоящем им дороже, чем обещания ещё большего его уровня в будущем. Прагматики и атеисты до мозга костей, они очень долго не обращали особого внимания на борьбу диссидентов за их же права, великодушно уступая последним честь сидения в тюрьмах и отведывания полицейской дубинки. И со стороны порой казалось, что этот статус кво, не без доли изобретательности созданный местными коммунистами, мог продержаться ещё не одно десятилетие.

Первые ласточки

Нельзя сказать, что режим Густава Гусака был таким уж наивным и верил в то, что чехи и словаки будут вечно сидеть тише воды и ниже травы, особенно когда у соседей старые социалистические порядки рушатся один за другим. Конечно же, КПЧ и все её структуры не хотели отдавать власть. Одна, чисто карьеристская часть этой «машинерии» не желала этого делать потому, что не знала, что её ожидает при новом «прижиме». Вторая, идейная выступала против перемен, поскольку была уверена, что ничего хорошего широкие народные массы при вероятном наступлении капитализма (особенно – на первом, диком этапе его развития) не ожидает. Поэтому коммунисты защищались и сопротивлялись. Чем, разумеется, ставили себя во всё более невыгодное положение, поскольку действительно жёстко (как в 50-е годы или же после Пражской весны 1968-го) осадить оппозиционеров, всё смелее поднимавших головы, уже не могли. Без наличия надёжной военной помощи СССР за спиной сделать это было затруднительно. Тем не менее, на первых порах Гусаку и его команде удавалось справиться со «смутьянами». Первая более-менее крупная демонстрация, организованная католическими активистами, прошла в Братиславе ещё 25 мaрта 1988 года. В анналы истории она вошла как мирная Свечная манифестация за религиозные и гражданские права и свободы. В демонстрации непосредственно на Гвиездославовой площади участвовали 3500 человек, а на прилегающих улицах было заблокировано ещё 6000 граждан. Шествие разогнали более 950 сотрудников сил безопасности. Были арестованы 126 местных жителей и 12 иностранцев. В том же году состоялись демонстрации в Праге: 21 aвгуста (по случаю 20-й годовщины оккупации ЧССР), 28 октября (в честь 70-й годовщины провозглашения самостоятельной Чехословакии) и 10 декабря (в ознаменование 40-летия со дня провозглашения Всеобщей декларации прав человека). Примечательно, что последняя демонстрация была режимом разрешена. А 16 дeкабря власти страны прекратили глушение зарубежных радиостанций на территории Чехословакии.

Но эти частичные послабления уже не могли выпустить пар из котла с достаточной долей эффективности. Следующий звонок прозвучал в январе 1989-го: недовольство народа проявилось во время так называемой Палаховой недели, когда при поддержке церкви была организована серия массовых манифестаций, формально посвящённых 20-летнему юбилею протестного самосожжения студента Яна Палаха. Их насильственное подавление со стороны сил StB (госбезопасности ЧССР) спровоцировало серию демонстраций. Для подавления беспорядков с невиданной доселе брутальностью были применены водомёты, слезоточивый газ, бронетранспортёры, команда с дубинками и так называемая «народная милиция» — уникальное чехословацкое изобретение в виде десятков тысяч вооружённых представителей пролетариата. В течение семи дней (15-21 января) эти силы избили сотни людей, многие главные представители оппозиции были арестованы (включая и вождя диссидентов – Вацлава Гавела), иных служба безопасности вывезла из Праги и, несмотря на лютый холод, бросила в лесах. Палахова неделя привела к воссоединению двух ранее отдельных стихий: независимых инициатив, диссидентов – с учёными и популярными деятелями искусств, ранее успешно коррумпированными режимом. Единение выразилось в том, что в рамках протеста против январских действий властей в июне возникла петиция «Несколько фраз», которую разработало диссидентское движение Хартия 77, к тому времени уже 12 лет с большей или меньшей активностью раскачивавшее чехословацкую социалистическую лодку. Петицию подписали не только около 40000 «прoстых» людей, но и ряд известных личностей, которые до той поры пользовались благосклонностью режима (например, известная певица Гана Загорова). Петиция требовала освобождения политзаключённых, свободы СМИ и независимых инициатив, настаивала на публичной дискуссии о политике и экономике государства.

Наступившее после январских событий внешнее «затишье» было явно временным, если не сказать – наигранным. Фактически начался процесс демонтажа социалистической системы «сверху», сопровождаемый демонстрациями. Особенно очевидным это стало после того, как чехословаки прознали о падении «железного занавеса», который неумолимо вёл к разрушению символической Берлинской стены. Следующие демонстрации прошли 21 aвгуста и 28 октября: их тоже подавили. Несколькими днями позже протесты переместились в Теплице, где 10-14 ноября 1989 года были организованы экологические манифестации. Подхлестнула протесты и канонизация Агнессы Чешской (обряд которой транслировало Чехословацкое ТВ) 12 ноября в Риме, с участием тысяч чешских паломников. 14 октября в пражском Саварине собрались члены Чехословацкой народной партии, подписавшие декларацию с требованием демократизации партии и возврата к христианским основам. А 16 ноября состоялась студенческая демонстрация в Братиславе. Ну, а дальше… Дальше начал нарастать вал стремительных событий, у которых есть, как минимум, две версии их развития и подоплёки: каноническая и конспирологическая. Позволю себе представить на суд читателей обе, чтобы была возможность сравнивать, анализировать и делать выводы.

Полную версию статьи можно прочитать в журнале ЧЕХИЯ-панорама 4 (51),5 (52),6 (53) /2015г.