Милослав Влк родился 17 мая 1932 года в поселке Лишницэ (район Писэк, Южная Чехия). После получения аттестата зрелости в 1952 году трудился рабочим на фабрике Motor Union (Чэскэ Будейовицэ). Был на действительной воинской службе в 1953-55 гг. После демобилизации, воспользовавшись периодом частичной политической «оттепели», поступил на философский факультет Карлова университета в Праге, где изучал архивное дело. Получив диплом в 1960 году, работал архивариусом в городах Тршебонь, Йиндржихув Градец, Чэскэ Будейовицэ (здесь был директором архива).

В 1964 году поступил на Кирилло-Мефодиевский богословский факультет в городе Литомнержицэ. В сан священника был рукоположен 23 июня 1968 года; чэскобудейовицкий епископ Йозеф Глоух назначил его своим секретарем. Однако влияние, которое оказывал на людей молодой и харизматичный священник не давало покоя властям, поэтому Влка «задвинули», перевели в малые приходы на Шумаве – Лажиште и Заблати (1971 год). Семь лет служил в Рожмитале под Тршемшинэм. Здесь же у него в 1978 году отобрали так называемое «государственное разрешение», позволявшее официально быть священником. 10 лет жил в Праге, тайно служил мессы для маленьких групп верующих; одновременно работал мойщиком окон, а потом — архивариусом в Государственном чехословацком банке. 1 января 1989 года ему вернули «государственное разрешение», и он стал приходским священником в районе Клатовы.

Далее карьера его складывалсь стремительно: через год, в феврале 1990 года он назначен чэскобудейовицким епископом, а еще через год, 27 марта 1991 года становится пражским архиепископом и примасом чешским. 26 ноября 1994 года Папа Римский Иоанн Павел II присвоил ему титул кардинала. В 2007 году, когда кардиналу Влку исполнилось 75 лет, он подал прошение об отставке с поста архиепископа, но Папа Римский отставку не принял и попросил кардинала позаботиться о чешском католическом престоле еще два года.
В 1993-2001 годах Милослав Влк был председателем Совета европейских епископских конференций. С 1994 года является членом Папского совета по средствам массовой информации и Конгрегации по вопросам восточных церквей. Обладатель ряда наград: «Большого креста за заслуги» (ФРГ, 1999); ордена Томаша Гаррига Масарика (2002; за выдающиеся заслуги в области демократии и прав человека) и почетной медали Масарика (2001); международной премии "Brückepreis". Почетный доктор наук Illinois Benedictine College, University of St. Thomas (USA), университета в Пассау (Бавария), Папской теологической академии в Кракове и Опольского университета (Польша).

Под началом кардинала Влка – два архиепископства – собственно пражское и оломоуцкое, шесть епископств, 11 кафедральных соборов, 2 741 000 прихожан, 2831 приход, 1789 священников (не считая военных капелланов), 7132 культовых сооружения.
Его Высокопреосвященство кардинал Милослав Влк, Митрополит и примас чешский, Архиепископ пражский любезно согласился ответить на вопросы  корреспондента нашего журнала

«Я был сельским пареньком, пасшим коров»

Ваше Преосвященство, расскажите, каким было Ваше детство, какие воспоминания Вы храните о своих родителях?

Я очень благодарен отцу и маме. Они мне привили вкус к работе, обязанностям и скромности. Жили мы достаточно бедно, родители имели в провинции небольшое хозяйство, три гектара земли. Работали мы там сами. Когда я был маленьким, в мои обязанности входила забота о кроликах; я также помогал отцу в хлеву, носил воду, убирал навоз. Главной работой был выпас трех-четырех коров, с ними я с весны до осени пропадал на пастбище. Мне хотелось играть, но родители нагружали меня работой, и потому на забавы много времени не оставалось. Лишь много лет спустя я понял, как было полезно то, что они привили мне вкус к исполнению обязанностей. Это, кстати, большая проблема современного общества. У нас есть Хартия основных прав и свобод, но нет Хартии основных обязанностей.

Кем Вы хотели стать прежде, чем решили избрать стезю священника?

Мальчишкой меня тянуло к слесарному делу: отвертка, молоток, клещи – это был мой мир. В конце войны над нами летали самолеты союзников, и я хотел стать летчиком. Моя учительница госпожа Новакова сказала мне, что сначала нужно окончить гимназию. Так я попал в Чэскэ Будейовицэ, потому что там был интернат, оплачиваемый благотворительной организацией. Это была, собственно, небольшая семинария. Что явилось приятным сюрпризом: три года я тайно и невнятно мечтал о том, что стану священником. Однажды на стене костела я увидел картинку, там был нарисован стоящий у креста маленький мальчик. Надпись гласила: «Ты тоже хочешь быть священником?» Фраза настолько сильно меня задела, что я даже стал обходить картинку стороной, когда шел к мессе… Но внутри зрело решение, которое мне удалось реализовать лишь много лет спустя.

Тяжела ты, шапка кардинала…

Еще во времена коммунизма, работая секретарем епископа Глоуха, Вы, вероятно, поняли, сколь трудна служба церковного иерарха даже для такого человека, как Вы, кому профессия архивариуса, наверное, дала систематичность и целеустремленность. Не жалеете, что взялись за церковное дело, оставив карьеру чиновника?

Если человек старается принимать решения в соответствии с тем, как он понимает план Божий относительно его судьбы, и потом идет по жизни согласно этому плану, то потом никогда об этом не жалеет, даже если представления не совпадают порой с реальностью. Секретарствовал я у епископа в 1968 году; аналогичную же должность получил уже после падения коммунистического режима. Люди тогда принимались больше за осуществление целей прагматических и материальных, потому что коммунизм не мог обеспечить им необходимое благополучие. Думаю, общество постепенно осознает, что строительство экономического благосостояния без определенных базовых ценностей завершится грабежом, бесправием и крупномасштабным эгоизмом. Религия эти ценности предлагает.

С какими чувствами и планами восседали Вы впервые на пражский архиепископский престол?

Программа моя была той же, что и при назначении епископом:  необходимо, прежде всего, активизировать мирян в церкви, стремиться к созданию живого Божьего народа. Этот план в последние годы становится в Чехии действительностью; обновляется приход как основная ячейка диоцезии, где без участия мирян не обойтись. Мы были в конце коммунистической эры очень наивными и полагали, что нас много, мы – «большая сила». А когда я пришел в архиепископский дворец, то вдруг понял, как нас мало, как не хватает сил и подготовленных специалистов. Мне казалось, что в новых условиях люди вернутся в лоно церкви и заполнят собою храмы. Поэтому больше всего удивило то, что общество так быстро сориентировалось в сторону грубого материализма.

Вы воспринимаете это как дело, которое не удалось довести до конца?

В определенной степени – да. Мы не были готовы к столь широким свободе и возможностям, которые перед нами открылись. Никто из нас не «учился на епископа», были мы сформированы практикой коммунистического тоталитаризма. Наверное, мы не совсем правильно выбирали приоритеты. Сегодня нам подбрасывают тему, мол, мы говорили об имуществе церкви. Однако для жизни в свободном обществе мы не имели достаточного «материального обеспечения», и потому мы хотели разобраться с имуществом. Был это и вопрос права и справедливости. Однако из этого в глазах общества родился образ «жадной церкви», которая хочет быть богатой. Проблема состоит в том, что коммунизм уничтожил правовые чувства людей, которые не спрашивали, кому и почему принадлежит имущество, но спрашивали, для чего оно им нужно, и почему кто-то вдруг станет богатым. Эта рана по-прежнему открыта, особенно в связи со спором относительно пражского кафедрального собора.

Собор – сердце церкви

2007 год как раз принес неприятное для чешских католиков судебное решение об имущественной принадлежности собора святого Вита. Почему он так важен для церкви?

Слово «кафедральный» — производное от «кафедры», то есть учительского, пастырского престола епископа. Это – сердце диоцезии, здесь чаще всего посвящаются в сан священники. Без сердца не может жить ни один организм. Этот духовный масштаб проблемы часто общество не осознает. Люди сегодня, увы, обладают иным менталитетом. Сейчас дело возвращается судам низшей инстанции, которые уже трижды принимали решение о том, что собор принадлежит церкви. Я – оптимист. Верю, что правда восторжествует.

Если собор действительно перейдет во владение церкви, можно ли будет потом думать о совместном церковно-государственном использовании этого архитектурного комплекса?

Святовитский собор – символ столицы и государства. Эту ценность его ощущают все, хотя довольно странно, что по большей части неверующий (как утверждает статистика) народ хотел бы иметь церковь в качестве своего символа. Собор в прошлом олицетворял тесное сотрудничество короля и церкви. Королю он был нужен для того, чтобы его там архиепископ короновал, благословил его королевскую или императорскую мощь. Для чего сегодняшнее общество или Канцелярия президента республики нуждаются в кафедральном соборе? Если этот символ настолько важен, церковь готова даже подарить собор государству. Но официально. А для этого она должна сначала вернуть его в свое владение.
{mospagebreak}
Каково Ваше представление об идеальных отношениях государства и церкви?

В конституции записано, что «церковь не зависит от государства». Но, чтобы мы были действительно независимы, недостаточно одного лишь закона – нужна экономическая система для исполнения духовных целей церкви. В 1990 году епископская конференция договорилась с тогдашним правительством, что коммунистический закон 1949 года о «хозяйственном обеспечении церкви» будет действовать до тех пор, пока не завершится процесс раздела имущества. Однако с тех пор государство так ничего и не предприняло. Закон действует до сих пор, и священники получают деньги из госбюджета. При этом государство заявляет: «Налогоплательщик, ты вынужден оплачивать существование церкви…» А в госбюджет тем временем текут миллиарды с церковного имущества, находящегося в руках государства. Священники не получают из этих денег и третей части, поэтому ни о каком иждивенчестве и речи быть не может. Нам не нужны реституция и возврат уничтоженного имущества; мы настаиваем на финансовом возмещении убытков, чтобы мы могли на эти деньги жить, не были зависимы от государства и могли с ним кооперироваться в таких сферах, как, например, памятники истории и архитектуры, больницы, школы, социальная область или благотворительность.

Кризис веры

Вы упомянули о безрадостной для верующих людей статистике. Католическая церковь – самая мощная религия в Чехии. Но сама страна считается одной из самых атеистских на континенте. В чем причины слабой религиозности чехов?

Наше общество не есть общество атеистов. 65% граждан «без вероисповедания» наверняка имеют хотя бы минимальную веру в То, что выше и сильнее нас. Их можно назвать «деистами». Они не отрицают существование Бога, но сомневаются в том, что Он о нас заботится. Это – позитивный посыл, на основе которого можно строить здание веры. «Атеисты-деисты» полны предрассудков, которые мы должны устранять. Позади – трудные времена. Коммунизм уничтожал сущность человека, его свободу и возможность принятия независимых решений. Церковь была «идеологическим» врагом коммунизма, поэтому он ее пытался уничтожить. Это особенно касалось католицизма, который имел наибольшее влияние и поддержку из-за рубежа. Структура коммунизма рухнула, а  вот менталитет остался. Поэтому и сегодня церковь сталкивается с трудностями. Некоторые ее ценности этот мир не воспринимает. К ним относится вопрос охраны жизни, как в ее начале, так и в конце. Церковь – против абортов. Несмотря на все упреки в мракобесии, мы не можем уступить. Так же обстоит дело и с эвтаназией. Кстати, исследования показывают, что люди в возрасте старше 60 лет не поддерживают эту идею «ассистированной смерти».

Недавнее социологическое исследование поместило профессию священника по ее популярности на второе место… снизу; менее престижной была в Чехии признана лишь работа уборщицы… Чем вы можете это объяснить?

Это скорее плохая новость для общества, нежели для священников. Социум не ценит жертву, крест, правду, право, справедливость. Многие на нас смотрят сквозь призму давних предрассудков, ставших правилом еще во времена Первой республики (1918-1938), когда католические священники были преданы анафеме в растиражированных романах Алоиза Йирасека. Потом нас 40 лет клеймила коммунистическая пропаганда… Но работа священника не имеет ничего общего с рейтингами и рекламой. Наше кредо – слово Христово. Иисус говорил: «Меня преследовали – и вас будут преследовать, но Мое слово услышали – услышат и ваше».

Дьяволиада: прошлое и настоящее

Не секрет, что многие священнослужители в бывшем социалистическом блоке сотрудничали с госбезопасностью. В постсоветских странах длительное информационное эмбарго на эту тему привело к обратному эффекту: многие граждане убеждены, что каждый священник при коммунизме доносил в КГБ на прихожан… Недавно выяснилось, что в Польше и Словакии на руководящих постах очутились священники, которые по тем или иным причинам сотрудничали с коммунистическими тайными службами. Не грозит ли Чехии нечто подобное?

Вы могли бы назвать хотя бы пять таких осведомителей госбезопасности на больших должностях в европейских католических церквях? Раз-два – и обчелся… Проблема нет, но не нужно обобщать. Лет 15 назад я беседовал со многими священниками, действительно попавшими в сети ГБ. Некоторые их воспоминания мы опубликовали в «Католическом еженедельнике», чтобы общественность знала, что эти люди были скорее жертвами, чем вредителями. Не все рождены героями; на священников оказывалось гораздо более сильное давление, чем на иные группы населения. Они были под надзором «церковных секретарей» (сотрудников ГБ, «курировавших» церковь), непосредственно госбезопасности и организации Pacem in Terris (священнической коллаборантской организации, основанной государством). Да, некоторые священники с ГБ сотрудничали. Но никогда не соглашусь с обобщением, что это — грех всей церкови. Я лично посетил архив МВД, который был очищен от бывших гэбистов. Был там не с целью люстрации священников; мне хотелось показать обратную сторону медали – как церковь преследовали. Эту задачу сейчас решает Чешская христианская академия.

О заслуженном отдыхе

Журналисты много говорили о Вашей отставке…

Церковное право и иные нормы трактуют этот вопрос совершенно ясно: епископу исполняется 75 лет — он подает Папе прошение об отставке. Я это сделал. Будучи с визитом в Ватикане и беседуя со Святым отцом, эту тему тоже затронул. Бенедикт XVI усмехнулся: «Ну, а что же тогда говорить обо мне, я ведь намного старше…» Так что ничего удивительного в том, что Папа попросил меня поработать еще два года, нет. Если честно, с радостью бы стал пенсионером. За плечами – много лет нелегкой духовной службы при коммунизме; последние 18 лет были годами строительством «с нуля» не только церковных структур, но и экономической системы. Перед нами стояли такие проблемы, как «подпольная церковь» или экстремистские течения внутри католицизма, создание теологического факультета Карлова университета в Праге. Короче говоря, сделано немало, хотя и далеко не все. На пенсию пойду с удовольствием не потому, что не хочу работать; просто пора снять с себя бремя ответственности и стресса, которые присущи моей службе.

Что будете делать на пенсии?

Возможно, засяду за мемуары. Пару лет назад хотел написать книгу под рабочим названием «Игры с чертом» – о том, как меня преследовала госбезопасность. Почему бы эту идею не реализовать? 17 лет работал в европейских экуменических органах, на уровне епископов континента, эти контакты тоже не буду рвать. Даст Бог, много всего еще будет впереди.

«Вложите жизнь в руку Божью»

Полагаете, что старания экуменистов действительно приведут к воссоединению некоторых церквей?

Уверен в этом. Ведь об этом молился еще Иисус Христос непосредственно перед своей смертью, по пути с тайной вечери в Гефсиманский сад. Эта молитва – в главе 17-й Евангелия от Иоанна: «Да будут все едино; как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе». Верю, что эта молитва не останется неуслышанной.

Каково Ваше отношение к еврейской традиции?

Деяния Спасения едины и идут от Авраама через Христа к нам. Еврейская традиция создает корни, от которых нельзя отрезать древо церкви. Традиция активно продолжается не только чтением Ветхого завета почти при каждой святой мессе; священники ежедневно читают псалмы. Ветхий завет в церкви, возможно, присутствует больше и чаще, чем у наших старших братьев.

Угрожает ли ислам будущему христианства?

Это зависит от самих христиан. Ислам – это немного иная культура, которая не обращает внимания на знамения времени, например, свободу, права человека и так далее. Одновременно же верность букве Корана и учению Мухаммеда – сильная  сторона ислама. В зеркале мусульманства мы видим лицо нашего изрядно обветшавшего христианства. У нас есть Евангелие, но мы не живем согласно его законам в полную силу. Кроме того, мусульмане обладают большим демографическим «запасом прочности», чего, увы, нельзя сказать о христианах. То, что не произошло в 17-м веке при осаде Вены, когда исламу не удалось победить Европу, происходит сейчас. Берлин – второй крупнейший мусульманский город мира. Во многих школах Германии дети мусульман – уже в большинстве. Ислам определенным образом действительно угрожает христианству, и от нас зависит, пробудимся ли мы и начнем ли жить согласно заветам Евангелия.

Читателям нашего журнала небезразличны духовные ценности. Что им посоветует высший иерарх чешских католиков?

Люди должны искать правду, причем не только теоретическую, например, о возникновении жизни и Вселенной, но, главным образом, правду собственной жизни. Правду о том, чего Бог от них хочет. Найти ее и понять – вот наивысшее счастье, путь к спокойствию, радости и правильной самореализации.